Лето навевало странное состояние сладкой дремоты. Дни проносились, как ветер, Соня успевала только возмущаться, глядя на календарь и на медленно двигающийся по нему красный квадратик. Вылезала из дома дочка Посейдона только для того, чтобы чем-то набить живот в столовой. В иной же час - ленивое существо прохлаждалось в апартаментах, полегоньку потягиваясь и иногда черепашьим ходом почитывая книжки для детей.
Минула еще одна неделя безделья, и Соня задумалась, на что она тратит свои молодые годы. За окном гуляли ребятишки, смеялись, играли, а она тут. Сидит и закисает как молоко. "Хватит тухнуть" - решила Адельгейм, одним прекрасным летним днём поднимая задницу с кровати. Она замыслила начать непринужденно - всего лишь прогуляться по округе, а там, быть может, и занятие какое себе найдет.
Но округа была какая-то полудохлая. Знакомые все куда-то подевались. Ни Эрла, ни Сета, хм... даже тот вездесущий мальчик, Эндрю, куда-то пропал, хотя раньше он, разве что, только по потолку не хаживал. Соня пребывала в глубоком расстройстве. Так, как это свойственно девочкам: надула губки, тяжело вздыхала, шмыгала носом и, конечно, ощущала беспардонный жор на сладости. Надо же хоть чем-то себя подбодрить в такие сложные времена без приключений! Пускай это будет хотя бы олимпийский сахар.
Адельгейм двинулась на ярмарку. Стоя у прилавка со всяческими вкусняшками, она долго размышляла, какой пончик вкуснее: зелёный или сиреневый? И почему они вообще такого нестандартного цвета? Стоит окаянная, взгляд от еды не отводит, и вдруг краешком глаза видит - лапища чья-то беспристрастно ворует, пока торговка с сатиром разговоры разводит. Соня резко обернулась и заметила пацаненка, лет двенадцати, как ни в чем не бывало, уже топающего в обратном направлении с разбухшими от клептомании карманами. Чертовы гермесиды... А нам, честным гражданам, потом вот тех медовых штучек не хватает, - подумала Сонька, на ходу сгребая себе в сумку пончиков зеленых, сиреневых и обычных. Пускай торговка и дальше болтает.
Приключений все равно не намечалось, и Адельгейм решила последовать за шкетом, уж больно хитрый он был.
Мальчишка шел какими-то путанными ходами, выводя свою случайную спутницу в какие-то неведомые дебри. Второкурсница думала, что уже успела изучить лагерь, но эта прогулка показала обратное. Мальчик явно пытался скрыться от чужих глаз, поэтому шпиёнка старалась держаться на приличном расстоянии, иногда невзначай падая в кусты и притворяясь белочкой - если пацан вдруг решал обернуться.
Неважно, что он не знал, что за ним следует такая принцесса - он все равно поступал не по-джентльменски, уводя ее в какие-то болота и топи. Соня даже один раз чуть не выдала себя, споткнувшись о какой-то сук, ударив мизинчик и чуть не разоравшись благим матом на весь лес. Слава Богам, этот поток удалось сдержать, иначе в пост бы эта сцена просто не вошла.
Путь, наконец, был завершен. Адельгейм в недоумении смотрела сквозь ветки деревца на то, как парниша приближается к ручью. Что он тут забыл? Почему не пошел купаться на море, озеро или реку? Всё-таки, здесь подход был не самый удобный. Ох уж эти гермесиды. Никогда не знаешь, что у них в головах твориться. Соня пошуршала пакетиками, доставая из сумки пончик и с удовольствием надкусывая. Она хотела было выйти к ручью, поболтать со шпингалетом, но тут началось шоу, и Сонька поняла, что еще не время покидать зрительный зал. Хлопчик принялся вовсю болтать сам с собой и, что еще ужаснее, - бешеный юноша скидывал в воду всякие плюшки. Соня в ужасе согнулась пополам. Она физически ощущала обиду. Сердце засвербело. К горлу подступил комок. Это те самые вкусняшки, которые она никак не могла достать! Они всегда пропадали в прилавка, когда дочка Посейдона заявлялась на ярмарку! И он с ними вот так вот?! В воду?! Борясь с накатившим чувством ярости, злости и непонимания, дочка Посейдона оперлась на дерево. Стоя в каких-то кустах, она начала проклинать поца и пророчить восстание мирового океана против него. Тем временем, злостный вор разделся и шмыгнул в воду в чем маманя родила. Между тем, он продолжал что-то приговаривать. Соня на секунду задумалась, кто из них выглядит более безумно: разговорчивый пацан без совести и аппетита, или взрослая девочка, наблюдающая за ним, голым, из-за кустов. Осознав всю катастрофу момента, Адельгейм поняла, что пора делать ноги, а то если кто заметит, она это в жизни объяснить не сможет. Только девушка собралась покидать ставшие родными кусты, как какой-то корень, будь он проклят, наверняка нарочно схватил ее за носок сандальки и повалил на колючее растение. В панике, защищая нежную кожу, девчуля сделала опасный трюк с кувырком через приставучие ветки и грохнулась с шумом на землю, ушибив драгоценную пятую точку и едва не сломав шею. Черные волосы, зацепившись за колючки, повисли на кустике, и когда Соня попыталась встать и, ничего не объясняя податься в бегство, ее план провалился. Девушка рванулась вперед и тут же завопила, как резанная, ругаясь на куст на чистом норвежском - оттого это выглядело еще более зловеще.
Рассвирепев на этого почанчика, дурацкий куст и свою печальную жизнь, Адельгейм покраснела, зарычала от злости и ударила кулаком в землю. В каком идиотском положении она оказалась! Ее съедал стыд и обида. Все еще сидя на чем-то неоднородном, дочка Посейдона протянула руку вперед, указывая пальцем на паренька:
- Ты! - она тяжело дышала. Если бы они были в фильме, сейчас к ее красному лицу а-ля злобная бабка камера бы совершила подъезд - Как ты смел выбрасывать те штучки в воду?!
Адельгейм ощущала, как гнев, смешавшись со всем негативным, что в ней восстало, словно феникс (она не злилась со времен 59кп), подобралось к самому сердцу и в следующую секунду уже бабахнуло по юноше. Столб воды поднялся над его головой и окатил бедного паренька, чуть не смыв чудика к тому самому метровому перекату.
Выпусти гнев, Соня распахнула очи, как будто то, что она совершила, было абсолютно неожиданным. Она только прикрыла рот рукой, пытаясь заткнуть столб извинений и понять, что только что произошло. До этого силы в ней как-то не активировались, как будто были напрочь закупорены и не могли найти выход. Теперь же Сонька, глядя на юную наяду, смотрящую на нее с ужасающим недоумением, начала сознавать, куда девались ее деликатесы...

Ну и кашу она заварила! Не успев разобраться в том, как ей это удалось и почему судьба к ней так не справедлива, Адельгейм поняла кое-что очень важное. Парнишку, убегающего в тьму лесных дебрей, надо было спасать. Вот только Соня была не очень ловка. Когда паренек бросился бежать, она все еще сидела подле куста, наивно хлопая глазками и глядя на наядку, расположившуюся на бережку. Ей никогда не удавалось разобраться в природе своей естественной мифологически и неестественной биологически способности. До сих пор ей даже никогда не удавалось ужиться с ней в одном теле. Более того, наблюдая за прогрессом других студентов в этом плане, Сонюшке даже как-то завидно становилось. Она не была такой, как они. Она была безвыходной и невозможной. Сейчас, разбудив в себе то, что было ей же усыплено, Соня радовалась. Радовалась, сидя в луже грязи с застрявшими и торчащими из коротких спутавшихся волос ветками.
Продолжалось это с минутку, пока девушка не услышала что-то отдаленно знакомое. Она не ручалась за то, что четко поняла каждое слово, сказанное мальчонкой. Она вообще в тот момент пребывала в смятении. Но речь, им произнесенная, возвратила ее в прошлое.
- Stopp, du lure, jeg vet ikke fenchene! Jeg er Sonia!* - завопила девчонка  и кинулась вслед за парнишкой, прихватив его вещи с берега и сделав извинительный книксен перед наядой.
Откуда в темном американском лесу норвежцы? Сейчас девушка бежала за пареньком даже не для того, чтобы его остановить. Скорее, ей хотелось развернуть его и заорать на ухо: "Привет, соотечественник!". Но парень все несся вглубь леса, уводя и горе-путешественницу за собой. Ну ничего. Это не надолго. Лес на этом участке полон сухих сучкой и ямок. Скоро добыча обязательно споткнется.
- Да стой же ты, бессовестный! - закричало дитя, уменьшая расстояние между растерявшимся мальчиком и собой. По правде, он оказался очень скор, Соня даже решила, что утренние пробежки над сделать интенсивнее, а то она даже маляву догнать не может.
_______________________
* Стой, дурень, я не фенхе! Я Соня!

"Анатомия меланхолии" никак не могла помочь. Но только в книгах можно было найти отдушину. Лето Янош испокон считал бесполезным временем и, кроме того, крайне омерзительным. Духота, бессонница, душевная пустота, безделье и всё это под покровительством лености ума. Да и неприятно. Кругом твари. Не считая людей, выползают всякие букашки, таракашки и оная живность. Лето - однозначно гадость.
В отстроенном лагере вообще сейчас было невозможно находиться. Везде были каникулы. Особенно под окнами дома Афины. Смех, радость и счастье гуляющих мешали Яношу удалиться в депрессию. А только в напряженном душевном состоянии он мог воспринимать трактаты. К этому моменту дислексия, наконец, начала давать попуски, а момент должно использовать - основное правило прагматика.  Тудаш не знал, где он сейчас находится. Из дома он вышел около половины часа назад, и с того времени брел в неизвестном направлении. Хорошенько лагерь он не смог изучить до сих пор, поэтому сейчас, боковым зрением замечая корявые стволы деревьев, предпочел думать, что находится в здешнем лесу, что был, по рассказам многих, довольно посещаемым местом среди полукровок. Но вот ботинки всё чаще стали скользить по склизкой траве, и Тудаш обнаружил, что тропинка давно исчезла. Он оказался в тесном плену деревьев, сучьев, мха и колдобин. Если бы здесь еще не было так сыро, лесные дебри были бы отличным местом для приятного досуга. Книгу Янош захлопнул, и бросил томик к довольно примечательному стволу, после чего двинулся дальше, надеясь тотчас найти дорожку назад, а после провести тут еще пару часов в гордом непоколебимом одиночестве.
Сквозь стволы деревьев, наконец, стало просачиваться все больше света, и Тудаш понял, в каком направлении ему держать путь. Но сквозь ветки и сучья он также заметил какое-то слабое поблескивание, слегка вздымающееся. Видел он достаточно плохо, поэтому водную гладь опознал только подойдя поближе. Здесь проистекал небольшой ручей с метровым перекатом. Место это выглядело так, будто только недавно здесь произошла бойня. На берегу валялись чьи-то портянки, а сам берег был истоптан липками грязи. Кроме того, Янош был готов поклясться, что буквально пару секунд назад заметил вдали, на другом берегу, невнятное шевеление, а то убегающую вдаль фигуру. Но это могло быть всё, что угодно - он всё списал на утраченную способность различать детали. Тудаш был готов вернуться на свой пятачок, но тут, где-то в глубине леса послышался чей-то истошный вопль. Правда, ни одного слова он не разобрал - то ли на другом языке орали, то ли эхо всё исказило, то ли, здравствуй, фонематика. Так или иначе, сейчас уже просто было интересно. Сам не понимая почему, Янош поднял чужую одежду (даже как-то не задумываясь об уместности сего преступного деяния) и двинулся туда, откуда доносился голос. Двинулся, что правда, прямо по воде. Здесь оказалось не очень глубоко, но ноги он умудрился промочить до колена. Теперь идти стало в два раза сложнее, подошвы скрипели и скользили по мху, попутно собирая легко прилипающие листья. В былые времена он бы никогда и не подумал поиграть в следопыта и выяснить, что происходило там-то и там-то до его появления. Но атмосфера лагеря, все эти рассказы про приключения и другую ерунду, как-то странно на него влияли. Глубоко в душе Янош знал, что зря куда-то прется по пути сердца и слуха своего. Но разум подсказал: "Не парься".
Голос начал приближаться по мере того, как Тудаш плыл, ведомый шилом и любопытством сквозь лес. Меж деревьями смутно прорисовался образ. Сейчас с точностью Янош не мог сказать, что это такое, почему оно тут зависло и как орет. В принципе, было похоже на человека, но что-то смущало. Подойдя практически вплотную, Тудаш неожиданно обнаружил парня, повисшего вниз головой на ветке, обмотанной какой-то сальной веревочкой. Еще хуже было то, что существо висело там абсолютно голое. Янош поморщился. Что за сцены? Почему это происходит с ним? Спрашивать у человека, че ты тут висишь, чем ты тут занимаешься, че пришел сюда, было вообще странно. Поэтому Янош деликатно заметил:
- Мне не нужна твоя одежда. - И спокойно положил ее подле.
Это было, конечно, менее странно, чем поинтересоваться, не нужна ли товарищу помощь. Если он тут в неглиже на ветке раскачивается, стало быть, ему это по кайфу. Тудаш даже особо не обратил внимание на окружающие его обстоятельства: как этот рыжий туда попал, на чем, собственно, висит, и от кого ему - очевидно - пришлось убегать. Но голые подвешенные мальчики как таковые приводили в смущение. Чтобы вы понимали, оказаться в такой ситуации - не честь для мужчины постарше. Поэтому лучше бы этому одеться, пока их тут вдвоем не заметили и на Яноша не завели уголовку.
- Может быть, я чего-то не понимаю, но, чувак, ты голый висишь на дереве, - осведомил Тудаш незнакомца. - Может всё-таки вниз? Безвозмездная помощь. 10 драхм.

- Чувак, ты в лагере полугреческих полубогов, мог бы привыкнуть уже к голым задницам. Вспомни олимпиаду, так там через одного голожопые были. К тому же, я не голый, на мне есть веревка.
Хитёр бобёр, - подумал Янош. Но, как ни крути, пацан был прав, и упрекнуть его было не в чем - всё честь по чести рассудил. Наверняка, гермесид. Домысел этот тут же подтвердился, когда парень потребовал 20 драхм за веревку, на которой сам же и болтался. Но двадцати драхм у Тудаша и в помине не было, поэтому, кажется, для обеих сторон процесс вызволения будет действительно безвозмездным. Да и выхода другого нет. Жалко его. Кровь к голове прильет - пятки замёрзнут.
- Ты мне сейчас воблу сушеную напоминаешь, - подметил Янош. - Ладно, так и быть.
Парень болтался достаточно высоко для того, чтобы всё это считалось простой операцией. Как вытаскивать его из этой беды, Янош не представлял. Но попытка - не пытка. Он оценивающе посмотрел на дерево, пытаясь вычислить свои шансы. Физкультурой он занимался редко, но был еще порох в пороховницах. Авось, доберется. Тудаш плюнул на обе ладони, растер и обхватил ствол дерева. Со стороны выглядел, пожалуй, как хомяк, пытающийся взобраться на Эверест. Подошвы обуви все еще скользили, что заранее усложняло задачу. Но, в конце концов, Тудаш добрался до ветки, на которой беспомощной сосиской болтался рыжий, и оседлал ее. Ветка недобро покачнулась. Зато отсюда он мог легко дотянуться до зияющих пяток застрявшего полукровки.
Он нащупал в кармане складной ножик и схватился ладонью за канат, на котором повисло это чудо, но тут же отдернул руку. Веревка, как назло, прилипла к пальцам, и парень, вместе с ней, начал раскачиваться из стороны в сторону - запружинила и сама ветка, нагоняя мысли не самого оптимистического характера. Янош, в свою очередь, внимательно разглядывал кулак, как заправский хиромант. К ладони прилипло что-то липкое, похожее на жвачку, тонковолокнистое. Тудаш осторожно соскоблил это с руки ножом и показал парню.
- Это что, паутина?
Он бы тут же отбросил этот нож, не будь тут свидетелей. Теперь же он аккуратно вытер лезвие о кору дерева. Он никогда не мог подумать, что именно такая вещь вызовет в нем острое чувство омерзения. Не то, чтобы ему было страшно... Но просто все эти пауки, ворсистые, пучеглазые, с лапками, залезут на тебя - поползут по спине... Яноша невольно передернуло. Да он никогда и не думал ни о каких пауках, и, разумеется, о том, что они могут быть ему неприятны. Живя в городе, он совсем с ними не сталкивался.
Преодолевая тошноту, так не вовремя подкатившую к горлу, Тудаш схватил рыжего за лодыжку и попытался обрезать канат. Но тот, гад, почти не поддавался и вообще, процесс шел медленно.  Кое-где ему удалось разрезать липкий слой паутины, но она вдобавок ко всему, еще и тянулась и ластилась к рукам, поэтому, к тому моменту, как Янош дошел до середины, он уже, по собственным ощущениям, изляпался с головы до ног - паутина изящным шлейфом прилипла от подбородка до кобчика. Последние нити Янош уже дорвал вручную и чуть не свалился вместе с гермесидом вниз, но во время схватился за ствол. Парень же рухнул солдатиком. Этот момент Тудаш как-то не просчитал. Но всё-таки пусть попробует сказать, что он не его освободитель. На ноге у парня все еще оставался браслет паутины, неровно оборванный.
- Ну ничего. Так походишь. Мух насобираешь - будешь птицам продавать, - приободрил Тудаш.
Теперь надо было подумать, как изящно соскользнуть вниз, и куда теперь бежать за медицинской помощью. Лечить сейчас надо было обоих: у первого, похоже, только что случился сотряс, у второго - паранойя. Не пытаясь даже отделаться от паутины, Янош спустился на землю и оглянулся по разные стороны. Еще с высоты ему почему-то померещилось вдали что-то, точно не сулящее ничего хорошего. Пусть это даже фантазия, находиться в этом лесу более Тудаш намерен не был.

Отредактировано Янош Тудаш (2017-05-09 00:20:12)

- Меня, кстати, Збышеком звать. Я из одиннадцатого домика. Спасибо, что не бросил. Потом домой как вернемся заходи к нам, угостим чем-нибудь вкусным, не исключительно полезным для здоровья.
- Коммерческий ход? - хитро улыбнулся Янош. Одиннадцатый домик как раз, если ему не изменяла память, был домом Гермеса, а значит, со своими вычислениями он не промахнулся. Гермесиды так просто вкусным не угощают. Но-но-но. Всем давно известно, что бесплатных завтраков не бывает. - А "Збышек" - интересное имя. Польское?
Сам Тудаш представляться не спешил и вспомнил об этом только тогда, когда оказался на земле. Подойдя к пацану, он протянул ему руку и начал:
- Меня зови... - что-то под ногами взъерепенилось, перед глазами мелькнула тень, и через секунду Тудаш созерцал красоту мира вверх тормашками - Яношем.
Он не сразу сообразил, что произошло. Такие пассажи для него были чрезвычайно вредны. Очки упали куда-то в траву, так что теперь он вряд ли бы заметил разницу между лесом статичным и лесом, отраженным по вертикали. Резко закружилась голова, и на минуту Янош ажно подумал, что теряет сознание. Может быть, это сейчас было бы и лучше. Теперь в коконе сушились бок о бок две воблы. Тудаш не знал, что хуже: то, что он попал в объятия такой мерзкой для него паутины, или то, что рядом находился голый ребёнок. Сам факт того, что он висел посреди леса башкою вниз его тоже забавлял несильно.
- Вся работа, кажися, насмарку. - Уныло подытожил он. - Хм, что ж, висеть нам тут сто проц еще долго. О чем предпочитаешь вести дискуссии?
Глубоко в душе он ощутил позывы к депрессии и панической атаке. Но сейчас всё, что он переживал, было для него туманным и далёким. Возможно, потому, что и сам окружающий мир казался расплывчатым и нечетким. Эмоции как будто притупились и застопорились где-то на уровне подсознания. Тудаш понимал, что сейчас ему надобно шевелить руками, кричать "мы все умрем" и звать на помощь, терять голову и приобретать психологические травмы. Он даже сделал попытку, но сам пришел к выводу, что всё это суета. Внутри отчего-то сделалось одновременно тепло и холодно. Янош зевнул и, даже как будто забыв, где он находится, попробовал потянуться. Он пытался сосредоточиться, но глаза его медленно, предательски закрывались.
- Énekelj nekem dalt egy körülbelül kiscica... - сонно пробормотал Тудаш, положив голову на плечо Збышеку и моментально засопев.

Эмоциональный, душевный, физический комфорт, высшая ступень мегасатисфакции (будто это присноблагодатное удобство было разом расплатой за все вселенские несправедливости и дале), кои Янош испытывал в тот час, словно были ниспосланы элизиумом. Мажорное созвучие, лад, симметрия и единство. Как будто все планеты выстроились в один ряд. Было тепло и не было призвуков. И весь этот небесный уют - абсолютное элементарное чувство, всеобъемлющее, необъяснимое и необъясняемое - был внутри и снаружи. Мама, мир, май. Солнце, лён, тушканчики. Бла-го-дат-но.
Тудаш перевернулся с боку на бок, потянулся, встал. Пошел заваривать кофе. Хотя нет. Вернулся в кровать. Решил поспать еще. Перевернулся с боку на бок, потянулся, встал. Хотя нет. Что-то не отпускало. Одно и тоже видение, облачное и призрачное, как заевшая пластинка крутилось в голове. И каждая "новая" картинка действительно казалась новой. Но над ухом что-то капало, а Тудаш не выносил раздражающих звуков.
- Кап-кап. - как-то звонко, как-то ледянисто, склизко. Над ухом - Кап-кап.
Кран подтекает или с крыши течет. Тудаш, наконец, открыл глаза, и, до сих пор не отойдя ото сна, перевернулся сбоку на бок. Или нет?
Прохлада резко дала оплеуху. Сон казался ему таким теплым, будто он лежит средь сотни котят. Сейчас же так не казалось. Кругом было темно, холодно. Но одновременно, почти горячо ниже шеи. Тудаш почувствовал, что что-то существенно мешает ему дышать. Тем не менее, запах здесь тоже стоял какой-то специфический. Янош не знал, был ли он на самом деле, или это всё галлюцинации на нервной почве. Пахло гнилью, тухлостью, и чем-то еще, особо отвратительным. Потихоньку мысль прояснилась, да так, что Тудаш тут же начал брыкаться и лягаться, но, поскольку был опутан чем-то практически идеально однородным, тут же повалился на бок, приняв удар на плечо. Синячина будет знатная. Под телом тоже оказалось что-то омерзительно мягкое. Комья паутины.
- Н-н-не-ет - по-детски захныкал парень, ударяясь лбом о землю, но тут же одергиваясь - мало ли что тут ползает? Он бы вытер слёзы, но его руки были плотно прижаты к телу. Да и плакать времени не было.
Помнится, он всегда не очень любил США. Не очень любил свой город и свою школу. Но теперь, именно в этот момент, всё изменилось, и он, пожалуй, лучше бы провел жизнь за партой посредственного учебного заведения, чем в лагере полукровок, который, как оказалось, был зловреднее адского котла. В том хотя бы нет паутины. И... ПАУКОВ?
Мысль о пауках - беспощадная и такая вдруг негармоничная - прорезалась сквозь тьму причитаний. Тудашу надо было срочно выбираться. Как можно скорее. Он начал лихорадочно оглядываться, так, насколько это было возможно. В тоже время, смотреть на весь кошмар паучьего логова ему отнюдь не хотелось. Он осторожно скользил взглядом по склизким стенам, от кокона к кокону, так, будто боялся в следующую секунду увидеть что-то, что ему не предназначалось видеть. Вид сего подземелья очаровал Яноша настолько, что он моментально пополз в сторону, как гусеница, пытаясь сгибать и разгибать ноги в коленях. Одновременно он увозил за собой шмат паутины, в которой позастревала трупчатина, и выл крепким венгерским матом, на всякий случай распевая "Одари, Господь, добром, / Нас, мадьяр, всегда храни, / И в сражении с врагом / Венграм руку протяни". В конце концов он уперся подбородком во что-то относительно живое, и жалобно, но, в то же время, пытаясь казаться бесстрашным, попросил:
- Збышек... Збышек, вставай. Мы должны пожаловаться... в Гаагу!

Отредактировано Янош Тудаш (2017-05-10 22:15:16)

До сей поры самой хреновой историей, в которую Яношу приходилось влипать, был съезд "Американского общества ирисоводов", удачно заменивший поход в Диснейленд в Анахайме по мнению его отца. Тогда, в двенадцать лет, ему казалось, что хуже быть ничего не может. И да, действительно, не может.
Янош, смирившийся со своей нелегкой судьбой, вялой воблой барахтался, лёжа на спине и глядя в синеющие отблесками далекого света своды барака. Жизнь кончилась, - думал он. - кончилась в шестнадцать! Он вздыхал, а рядом поползновения совершал этот парень, как там его, уже неважно. Тудаш вглядывался в высь, ища помощи, поддержки, но высь горделиво молчала, не очень-то он ей и нужен был. Я говорю, отчего люди не летают как птицы?..
- Вот жопа. Уж лучше людоед в Макдаке, чем эта срань, - размышлял рядом тот, рыжий.
- Ты прав, - уныло, без эмоции, отвечал Янош. - Людоед... в Макдаке...
Выход есть всегда. Это правда. Вон он - сверху. А вот способа добраться туда никак нет, товарищ майор. Он был и логиком, и эмпириком, - это тоже правда. Мог найти способ решения любой, даже самой дебильной задачи. Но этот омерзительный, животный страх как топор рубанул с концами всё лишнее и ненужное сейчас: возможность мыслить, трезвый рассудок, холодную беспристрастность. Но страх не рождал в нем паники, скорее вгонял во фрустрацию и легкое чувство пустоты в голове, теплое ощущение иррациональности экзистенции и неправильности жизненных основ.
В 1812 году один русский генерал приказал сдать Москву Наполеону. И тогда, чтобы не отдать город иноземным захватчикам, столицу сожгли. Ах, если бы Гефест был так же благосклонен, и они бы не достались полчищу пауков, орудовавших здесь. Именно так Янош видел свою дальнейшую судьбу: его сожрет паучье стадо. Высосет из него кровь. Сдерет кожу. Отдаст ее на сапожки. А ведь это ОПГ... А ведь за это большой срок дают.
- Слышь, малой? Ты ведь тут давнёхо живёшь. Совсем не учили, что делать в таких ситуациях? Может можно через Ириду в 911 позвонить? Али другие методы имеются? Ты меня не подводи. Мне еще как минимум лет пять прожить надо.

Геракл вон голыми руками львам пасти рвал, а потом пользовал их шкуры в качестве банного полотенца.
- Геракл-то может и рвал, - слегка оттаял Янош после приобордрительной речи оратора - Только у Геракала-та и бицепсы, наверное, покруче наших были.
Долгую депрессию Тудаш не переносил хронически. Иногда душа ныла и требовала, и он даже чаще, чем следовало, впадал в ипохондрию, но также стремительно, как и грохался прямо туда, выбирался из нее. Психически и физиологически его организм не был готов к серьезному обдумыванию проблем, их муссированию, страданиям, соплям и нравственной боли. Наверное, просто потому, что гиперактивность не позволяла. Она его берегла и защищала. Вероятнее всего, даже если он так смертельно боится пауков и всего, что с ними связано, то этот ужас первой встречи с паутиной ненадолго. В конце концов, страх - это просто чувство, и оно ничем не хуже любого другого, из подавляемых им.
Тем временем Збыш развлекался тем, что периодически подпинывал его бренную тушу. Сначала внимания он на это не обращал, как говорится, чем бы дитя не тешилось, но опять же, все эти отвлекающие от коренного маневры, что тот совершал, в какой-то момент начали жутко раздражать.
- Слушай, брат, я из тебя паприкаш приготовлю... - Но не успел он достать поварёшку, как тот уже перебросился ползком через расстояния и начал толкать его в другую сторону - Или гуляш. - Последовал еще один толчок после нехитрого замечания - По-сегедски!
Такое разнообразие венгерской кухни да повсплывавшие в голове смутные образы голубых каемочек, говорили за себя. Кит в животе у Яноша возмутился и запел "Тореадора" из оперы Бизе. Тудаш прикрыл глаза и вспомнил жареную картошку. Так вспомнил, как вспоминают перед смертью, наверное, только жену и детей. И картошку! Жареную! Вспомнил первый взгляд, первое робкое прикосновение...
- Я немного забыл… У меня тут есть копьецо одно, может и удастся освободиться, если дотянусь.
Янош в недоумении раскрыл глаза и уставился на соратника, пытаясь понять, что он вообще имеет в виду. Копья при нем он не видел. Да и куда он мог его спрятать в этом коконе? Тудаш почувствовал неладное. Он с ужасом наблюдал, как что-то в коконе зашевелилось и вздыбилось, как будто сейчас вырвется на свободу. И вот да - как на зло - через пару секунд что-то темное мелькнуло перед глазами Яноша, но тот, уже почти в обморочном состоянии, резко развернулся и пополз в обратном направлении, крича "Чужой! ЧУЖОЙ!!"
- Ну вот, теперь ты можешь об мое копье срезать свою паутину. - Спокойно заявил Збышек.
- Маньяк! - сорвал голос Тудаш, но тут опомнился. Он обернулся и увидел дыру в коконе рыжего. Выглядит ужасно, звучит еще хуже. Подле него, под небольшим наклоном торчало выплюнутое им же копье. Разбирать, как, отчего и почему, Янош не собирался, хотя, признаться, в иных ситуациях он был бы первый на очереди. В принципе, всё, что происходило последний час было каким-то театром абсурда и небылицей, поэтому и анализировать отдельные фрагменты спектакля - пустая трата времени, потому что абсурд на то и абсурд.
Гусеницей передвигаться становилось все сложнее и сложнее, потому что об каменистый пол Тудаш уже трижды отбил себе селезенку. Благо дело, без нее он прожить сможет. Сейчас он усердно помогал себе подбородком, от которого теперь в кровавом месиве остались только одно название да надежда. Медленно и неверно Янош приблизился к копью. Теперь вставал только один вопрос: как в нынешнем положении поснимать об эту штуку всю паутину? Кокон был довольно прочный, это Тудаш уже успел оценить всеми мускулами. Если бы ему кто-то помог, это еще куда ни шло, но разбираться с паутиной самому, в лежачем состоянии, пытаясь нацепиться на оружие, - странное дело. Но выбора, похоже, не было. Либо так, либо в паприкаш.
Увы и ах, копье и он были разнонаправленными векторами. И даже хваленый ум потомка Афины не мог нашкрябать ответ на вопрос "че мне с ним делать?". Поэтому приходилось действовать, как действует любой индивид в ситуациях, угрожающих жизни. Портить все еще больше. Единственным выходом он видел слегка приподнять корпус тела, не полностью, а так, чтобы наконечник задевал хотя бы только плечо. Но копье было не статично, а Збышек слишком худощав для того, чтобы его держать в одинаковой не сдвигающейся позиции. "Ну нахер", - решил для себя Тудаш, но тут же в напоминание о том, где он находится, что-то будто бы пощекотало его возле уха. Скорее всего, это было плодом его больного воображения, но Янош тут же вспотел, взмок и подскочил так, как будто ему это позволял кокон. Правда, тут же рухнул обратно. Паутина, зараза, была очень крепкой. Со стороны могло показаться, что разорвать ее взрослому парню по силам. Может быть, какой-нибудь качок из дома Ареса и смог бы это сделать, но Янош от десяти минут в таком состоянии уже чувствовал прилив молочной кислоты к мышцам. Так или иначе, мысль о том, что что-то в данный момент ползет по его шее, не просто пугала, а приводила в ужас, поэтому, звонко крякнув, Тудаш сосредоточил все силы на том, чтобы подняться ровно на уровень наконечника. Пресс тут же возмутился, да и вообще со лба уже текло. Находиться долго на позиции примерно в тридцать градусов от земли он не мог, поэтому тут же шлепнулся вниз, вообще не пытаясь рассчитать свои действия. Возле уха что-то моментально проскрипело, а в паре миллиметров от щеки пронеслось что-то, по всем ощущениям, холодное. Копье проткнуло кокон дважды, каким-то воистину чудесным образом подцепив только паутину и футболку парня. Или нет? Янош начал осматриваться, в ужасе думая о том, что скоро пол, вполне возможно, зальется лужей крови. Но, к счастью, этого не происходило, да и боли он не чувствовал. Упереться ногами во что-либо не представлялось возможным, поэтому он просто рванулся в другую сторону, уже понимая, что это не такая уж хорошая идея. Вместо того, чтобы разодрать паутину и избавиться от застрявшего оружия, он просто с лязгом протащил его за собой и уперся в стену каменистого выступа, на котором они находились. Громко выругавшись на венгерском, Тудаш обессиленно выдохнул. Казалось, что он помрет еще до их официального часа расплаты за грехи - или за что их сюда притащили? Впрочем, весь кокон сделался таким противным, что не было бы большей радости, чем выбраться из него сейчас. Решив, что это последняя попытка, Янош перевернулся на сто восемьдесят градусов и зажал копье между собой и землей. Он пытался посильнее придавить его к полу коленкой, насколько это было возможно. Пытаясь высвободиться из тесных объятий паутины, он начал дергаться как в наркотическом припадке и, наверное, собрал бы много просмотров на ютюбе. Его целью было хотя бы ослабить паутину. Сейчас он думал только об одном. Как будет зарабатывать деньги со своей фитнес-программой в будущем. Она уже давала первые результаты. Тудаш переживал то, о чем рассказывала ему бабуля во времена своего радикулита. Боль, страх и ужас. Основа крепкого физического здоровья, в общем.
Последний рывок - и исполнив ряд акробатических этюдов, Янош отвалился в сторону плечом ощущая внезапно накатившую прохладу и чувство какой-то либерализации. Кусок кокона, охранявший его плечо, потерпел поражение, как и кусок почти новой футболки. С минуту Тудаш просто лежал. Но лежал как победитель: с клокочущем триумфом в груди и осознанием своего геройства. Он - полубог и почти Геракл. Так теперь он себя видел.
Подождав еще немного, он высвободил правую руку, сделав бесплатную депиляцию липкой паутиной и немного поорав от боли. Теперь он даже верил в то, что их ждет спасение. Осторожно он начал отковыривать левую конечность, постоянно ворча что-то себе под нос. Несмотря на то, что одна рука была свободна, делать это было по-прежнему трудно, ведь, во-первых, она сильно затекла, во-вторых, паутина всё еще была крепкой, в-третьих, Янош чета подустал. Это давалось почти также просто, как весь его предыдущий бой с копьем. Наконец, в плену остались только ноги, но с ними оказалось куда проще, ведь теперь он хотя бы мог подняться и начать шевелиться. Половину паутины он просто стоптал, поэтому сейчас казался на пару сантиметров выше. Более менее освободившись от паутины и кое-где от одежды, оставив куски там, где это не мешало, он опустился рядом со вторым коконом и начал отковыривать Збыша. Тут уже напрягаться особо не приходилось, ведь не себя же отковыривает - можно и схалтурить кое-где. Он раздирал слои наконечником копья. Что правда, ему показалось, что амуниция спутника была во много раз слабее, отчего делалось как-то во много раз обиднее. Тудаш пытался тешится мыслью о том, что он просто более вкусный и аппетитный, но мысль о несправедливости и возможном вмешательстве в дело социального неравенства и личных интересов все равно не давала покоя. Продолжая спасать парня, Тудаш спросил:
- Ну и? Как думаешь? Как отсюда выбраться? Подземные ходы на волю есть?

Отредактировано Янош Тудаш (2017-06-03 22:40:44)

Казалось, что самое страшное уже позади. Выбравшись из липкого кокона, Янош стал осматриваться с практическим заделом. Сейчас вдруг отчетливее стали видны тросы из паутины, трупчатина, в нее замотанная, рога и копыта, торчащие тут и там. Стараясь сдерживаться и не давать тошноте взять свое, Тудаш с надеждой взглянул на попутчика.
- Если хочешь, останься тут, а я залезу вверх и посмотрю что там. - Незамедлительно ответил попутчик.
Янош снова уныло взглянул на панораму, открывающуюся с каменистого выступа, утер подбородок и представил, как рыжий забирается вверх по паутинному канату, достигает выхода и, махая ручкой, кричит: "До свидания, милый друг!". Он еще раз с опаской обернулся на Збышека, проверяя, не уполз ли тот ненароком и, сделав жест ладонями, типа "стой тут", осторожно шагнул на паутинную поверхность, дрожащую миллионом коконов, как бы проверяя ее прочность. "Пол" под ним слегка покачнулся и запружинил. В чем-то попутчик был прав: ему, на самом деле, было проще подняться наверх из-за легкого веса. С другой стороны, если нити удерживают и крупных животных, то чем Тудаш хуже? В конце концов, он вместе со Збышеком висел в одном коконе вниз головой в лесу, а значит, тварина, которая всё это сплела, гораздо больше, чем могло бы показаться, соответственно, и коконы с канатами прочнее и крепче. Впрочем, лазать по паутине, от которой буквально недавно с трудом отшкрябался, серьёзно не хотелось. Да и физические способности на пару с физической усталостью уже не позволяли. Но угнетающий вид подземелья сам собой заставлял Яноша верить в своим силы на пути борьбы с физическими преградами. Поэтому Тудаш вкрадчиво ответил:
- Давай ты наверх, а я сразу за тобой?

Янош был настолько измотан, что уже стал подмечать прорехи в памяти и сознании. Еще секунду назад его спутник стоял, вооружившись копьем, но стоило ему отвернуться, чтобы еще раз взглянуть на паутинные своды, как копье неожиданно исчезло, и перед Яношем теперь стоял как будто бы совсем другой человек: об этом свидетельствовала гигантская татуировка змеи или дракона - без очков было сложно понять - которую даже он, со своим неидеальным зрением, легко бы заметил. Но сколько они были знакомы, Тудаш ни разу не обратил внимания на эту модификацию. Что правда, гораздо больше его сейчас волновала пропажа копья, ведь он до сих пор находился в логове какого-то гигантского паука, явно собирающегося его сожрать.
Впрочем, все эти мысли он отложил в долгий ящик. Решил не тратить зазря фантазию и вдохновение, потому что лучше это сделать тогда, когда они выберутся наружу, и Янош пойдет уведомлять о своих приключениях разномастную аудиторию - от обыкновенных полукровок ("вот такие глаза у него были, отвечаю") до высшей администрации ("не надо орден, я согласен на медаль"). Сейчас задача была куда важнее - выбраться, в конце концов. Иначе ни медали, ни внуков, которым можно будет впаривать эту чушь.
Збышек был гораздо более ловким скалолазом, нежели Янош. Он уже забрался на приличную высоту, когда Тудаш только решил лезть за ним. Делать это ему было во много раз сложнее. Во-первых, гермесид был раза в два, а то и больше, легче, тогда как Янош только и думал о том, что паутина не выдержит его могучего тела. Во-вторых, Збышек находился в лагере гораздо дольше, и уже был натренирован не только собственными похождениями, но и учебными практиками, в то время как Яношу даже утренняя зарядка казалась бесполезной тратой времени и ненужными усилиями. В-третьих, его новый знакомый, кажется, был тем еще героем, и был ли у него страх вообще? Тудаш же внезапно обнаружил в себе боязнь паутины и пауков. Всеми этими "во-первых" он мысленно оправдывал себя, когда карабкался вверх по своду. Сверху на него летели камни и прочий мусор из-под пяток товарища по несчастью. Парень пытался уворачиваться, но один мелкий камешек всё-таки зарядил прямо в переносицу, отчего над головой Яноша с минуту кружились разноцветные звёздочки.
- Поаккуратней там. - Попросил афинид, проверяя предплечьем, цел ли нос. Руки были сплошь в паутине и крепко прилипали.
Наконец, Збышек остановился, и Янош, невидящий ничего из-за отсутствия линз и нависшей над ним задницы гермесида, было выдохнул, представляя, что оба они находятся в шаге от выхода. Но оказалось, что в этот самый момент нутро сына Гермеса подсказало ему, что даже логово СТРАШНОГОУЖАСНОГОМОНСТРА надо обязательно проверить на предмет древних сокровищ или другой бесполезной ерунды. Збышек рассматривал полученный им инвентарь и, кажется, совсем не торопился, а в это время Янош обдумывал коварный план того, как скинуть этого красавца вниз и оставить на верную погибель. Одна была беда: гермесиды, похоже, бессмертны. И это для Тудаша было самым странным откровением, ведь по его скромным расчетам никто из них не должен был дожить даже до пяти. Янош отвлекся от всего, что происходило наверху и даже не сумел разглядеть всех фишек приобретений рыжего, и пришел в себя только тогда, когда тот протянул ему какой-то кувшин, со словами:
- Холодненькая. Теперь мне кажется я готов спуститься вниз, а потом снова забраться наверх!
Афинид посмотрел на него с нескрываемым недоумением, а морда его выражала глубокое отвращение. Лично ему было непонятно, как можно лакать всё, что придется, не изучив состав и не спросив о сроках годности, тем более, находясь практически в лапах у несусветной твари в древнем логове, кишащем трупами. Янош с презрением закрыл кувшин пробкой. Вообще-то, после всех упражнений, что ему пришлось преодолеть, пить хотелось невыносимо. Но не из этого же? Почему нет бирки с подписью "вода минеральная", чтобы знать, что это не "кровь василиска"?
- А впрочем, какая разница, мы и так на волоске от гибели... - задумчиво промямлил афинид, снова открывая кувшин и принюхиваясь. Он ожидал, что оттуда будет разить плесенью или чем похуже, но запаха он не почувствовал совсем. Решив, что это обыкновенная вода, а артефакт, к ней прилагающийся, как раз создан для горе-путешественников, любящих попадать в передряги, Янош приложился к кувшину и выхлебал глотков пять, прежде чем наконец ощутил неладное. Если бы не комья паутины, которые как магнитом собирали всякую гадость, кувшин бы тут же отправился на дно пещеры. Громко откашлявшись и попытавшись занюхать собственной рукой, он сиплым голосом от обожженного горла обратился к Збышеку:
- Малой, ты как это пил?
На глазах выступили слёзы, дыхание сперло, и вечная мысль о безумстве славянского племени поселилась в голове. Оставалось только надеяться, что водка на голодный желудок... Нет, надеяться было не на что. Янош почувствовал легкий звон в голове, а пещера на секунду отразилась розовым, после чего будто стала какой-то мягкой и милой сердцу. Сначала Яношу показалось, что еще один шаг вверх - и он свалится в обморок, но перед этим ему было бы неплохо прочистить желудок. Но минуло ровно три мгновения, и Тудаш, помотав головой и сделав "бррр", протянул кувшин товарищу, и с невероятно посвежевшей душой бодро крикнул:
- Вперёд, мой друг, вперёд! Надерем задницу врагам!
Точнее, так ему показалось. Что он крикнул на самом деле, и отличалось ли это четкостью поставленной дикции, Янош не мог предположить. Зато теперь всё казалось куда более простым. Афинид почувствовал, что готов к бою, как никогда ранее.

Отредактировано Янош Тудаш (2017-08-11 16:05:03)

- Кто последний до следующего уступа, тот сциопод! - послышалось сверху.
В обычном состоянии Янош бы глухо промямлил, что это дискриминация по видовому признаку, а Збыш с невероятной филигранностью оперирует детсадовскими уловками. Но теперь, когда внутри его как никогда ранее пустой головы разразился шторм героических помыслов, а сам Янош бил себя кулаком в грудь со словами "Я мужик же ж", методы гермесида работали восхитительно. Поэтому Тудаш посильнее схватился за паутинный трос, оттолкнулся ногами, и полез за товарищем, постепенно набирая и скорость, и высоту. Доселе ему никогда не приходилось пить ничего крепче кваса, но он уже чувствовал всю прелесть освобождения разума от предрассудков. Его голову посещали невероятные мысли. Хотелось схватиться за паутину, как за лиану, и с криком "Уииии" беззаботно полетать над логовом монстра. Если бы не изначальный страх, который даже под силой выпитого господствовал над сознанием, он, пожалуй бы, так и сделал. Янош не почувствовал, как преодолел это расстояние. Он был измотан еще тогда, когда оба они находились внизу. Как он добрался до этого выступа, притом практически в ногу со Збышеком, было ему самому непонятно. Он обнаружил себя на длинной каменистой поверхности, гораздо более просторной, чем та, на которой они были прежде. Тудаш обессиленно завалился на пол, вытянул ноги и тупо уставился на расплывающиеся стены. Состояние было вакуумное. Казалось, что он мог бы просидеть так целую вечность. С непонятным шумом в голове и с обволакивающей взор пеленой, как будто намеренно пытающейся скрыть ужасы места, в котором они находились. За то время, что они здесь пробыли, Янош даже успел попривыкнуть и смириться, и теперь это паучье логово не казалось ему таким ужасающим, скорее он воспринимал его как инсталляцию. Не больше. Но всё же, когда Збышек сказал о том, что нашел предполагаемый выход, радости его не было предела. Он полностью доверился деяниям гермесида, и пока тот возился с полотном, за которым скрывался проход, Янош спокойно и размеренно почивал на каменном полу, предаваясь мечтам о том, как смоет с себя паутину. Из размышлений его вывел только задорный визг Збышека. Тудаш открыл глаза и увидел черное иго, охватившее тело мальчишки. Он тут же подскочил, прыгнул в дальний угол и почувствовал сильный удар спиной об каменный свод, как будто это не он управлял собой, а какая-то невидимая сила его отбросила. Это опять заставило его напрячься всеми мышцами. Он мог бы орать и бегать, кричать "помогите" и пытаться покончить с собой, но он совершенно молчаливо забился к стене и даже почти не дышал. Ему казалось, что он постепенно срастается с камнем. Лишь бы только все эти миллиарды паучьих глаз не приметили его. Но черное полчище постепенно заполоняло собой все пространство выступа, а Янош покрывался потом. У него не было оружия. У него - не было - оружия. Да и с каким оружием можно вступить в бой со стадом пауков? А, хотя...
- Дай мне еще того пойла, друг. - Спокойно обратился Ян к Збышеку, неспокойно наблюдая пауков уже на своих ботинках.

Кувшин, добытый гермесидом, прилетел точно в грудь Яношу. Тот умело жонглировал им на протяжении целых трех секунд, демонстрируя отошедшую в мир иной быстроту реакции. Наконец, крепко сжав горлышко сосуда и в панике обнаружив на своей ноге толпу воинственных пауков, афинид с ужасом обнаружил, что его план грандиозно провалился. Провалился с крахом. В биологии он был несилен. Она попросту его неинтересовала. Но научные статьи время от времени, как заправский сын Афины, мнящий себя всеведающим, он почитывал. Одна из них, вспоминалось, была о воздействии алкоголя на пауков. Дескать ученые некогда опоили их, чем снизили работоспособность. Прекрасная была идея - залить окружающее пространство какой-нибудь текилой. Слабаки паучьих эскадронов, возможно, даже потонут, земля им пухом. Самые хитрые и мощные кавалергарды хотя бы чуть-чуть, но ослабнут. По крайней мере, из любой паутины уже можно будет выбраться.
Янош хапнул еще пятьдесят грамм для храбрости, обнаружив, что вкус напитка сменился, хотя все еще чувствовался резкий запах алкоголя. Вдохновленный своим планом, он начал поливать свои ботинки со злобным смехом. Ну как поливать... Водить пустым графином над полчищем пауков, уже образовавших ему черные подвижные штанишки. Но слава Дионису! Если бы еще Янош не был так слаб пред воздействием алкоголя, он бы уже катался в истерике. Сейчас же он бесстрашен. Он смотрел на гермесида, болтающегося на паутинной лиане. К сожалению, пришлось осознать, что другого выхода у него нет, и Тудаш отважно решил напиться и забыться, просто, чтобы этот день пронесся как страшный сон, который, проснувшись (если повезет), он уже и не вспомнит.
Он залпом выпил еще добрый стакан. В голове промелькнула последняя рациональная мысль: как бы потом коньки не откинуть. То, что его голодный желудок долго не продержится, Янош знал наперед и даже смирился с этой мыслью.
Помотав головой, он остановил взгляд на уступе, на котором стоял, и на котором танцевало черное полотно множественных паучьих лапок. Дождавшись, пока три картинки перед его глазами соединяться в одну, Тудаш экстренно провел анализ психического состояния. Общее самочувствие - в какашку. Наличие положительных эмоций - на донышке. Отрицательные эмоции - отсутствуют. Страх перед потомцами Арахны отступил, как отступил и здравый смысл.
Янош ненавидел народные танцы. Но ноги сами несли его в пляс. Изящно исполняя чардаш, он задирал ноги и делал два притопа, одновременно скидывая с себя тонну пауков и тут же давя их в задорном плясовом азарте. Что удерживало афинида на не таком уж большом выступе - магическая сила или геометрический расчет из недр еще трепыхавшегося благоразумием подсознания - неизвестно. Но топал Тудаш лихо. Так, что одним своим тапком вырезал по полсотни врагов, как герой богатырского эпоса. Под конец своего концертного выступления, парень ухнулся на пол, кувыркнулся, прокатился по всей ширине платформы и сделал снежного ангела, если о таком можно говорить летом да в случае с пауками. В его представлении - враг был повержен. Как было на самом деле, ведает только летопись. И Збышек.

Лежа в мохнатом полчище пауков, Янош думал о судьбах человечества. Враги наступали. Их стремные лапки копошились в его карманах. Все вокруг зудело, ползало, ворошилось сотней насекомых, которых всё никак не становилось меньше. Вздымающийся черный ковер заплетался в волосах и ресницах. Рассудок крякнулся. Янош смирился с этой трагической историей, и уже, было дело, думал себе: "Кости мои белые, сердце моё смелое, коршуны да вороны по степи разнесут". Но тут что-то схватило его за ногу. Тудаш, как водится, попросил не тревожить его перед кончиной, и задергал пяткой. Но вот рывок, и!
Бухнувшись затылком об камень, Янош, чувствуя внутри разом все свои органы, полетел вниз. Желудок подскочил к самому кадыку и прилип. По телу разнеслось ощущение тлетворности, готовой вырваться наружу. Над пещерой пролетело внезапное "Йооооооб..." - а остальная его часть погрязла где-то в каменных недрах, так и не соприкоснувшись с ушами культурных и воспитанных её обитателей. Но наконец всё остановилось. Янош покорно выдохнул, радуясь успеху операции и еще больше - тому, что его не вырвало. Он болтал руками в воздухе, по которым съезжали пауки, ухаясь в пропасть. К голове прилила кровь, отчего в глазах снова зарябило. Тут еще Збышек решил добить - как давай его колошматить, неизвестно зачем. "Не трогай меня, ирод!", - орал Тудаш из последних сил. Новая волна тошноты подошла к гландам. Сатрап не унимался - истязал его со всем пристрастием. Янош взмолился всем богам с просьбой отворотить от него этого тирана. Но они его не услышали. Рывок, еще рывок, - Збышек дергал его за ногу, скрюченное тело Яноша болталось над пропастью как мелкая тушка убитой куницы. Не выдержав, Тудаш, закатив глаза и предварительно выдав "мама дорогая", исторгнул в окружающую среду всё, что было выпито непосильным трудом.
- Фу. - Послышалось сверху.
Последовало невероятное облегчение и, вместе с тем, отвращение к жизни. Янош, понуро хмыкнул носом, огорченный произошедшим.
- Ты живой там? - ехидно поинтересовался деспот, после чего скинул свой балласт на паутинный полог. Янош запрокинул голову и попытался прийти в себя. - Соберись, нам надо лезть дальше.
- Ты еще изгаляешься. - Обиженно промямлил Тудаш, свернувшись на своем лежбище.
Разум постепенно стал возвращаться. Ему вдруг снова стала неприятна вся эта паутина и - не дай Афина - пауки. Внутри все съежилось, и если бы он мог прочистить желудок еще раз, он бы это сделал.
- Ладно. Полезли дальше. - Сказал он, немного погодя. Он уже потерял счет времени, не отдавая себе отчет в том, сколько они здесь находятся. Но чувство потерянности и какой-то странный прилив сил толкали его вверх. В мир без этих мелких гадов. И пауков, разумеется.

На пределе своих физических возможностей Тудаш с потрясающим упорством взбирался наверх. О, Афина! Если бы это было логово бешеного вепря, он бы и пальцем не пошевелил. Остался бы в самой глубокой точке лагеря - наконец бы у него появилось замечательное место для размышлений, свободное от вечно шныряющих туда-сюда полукровок. Но, к несчастью, задолго до него эту прекрасную обитель оккупировали пауки. А с ними он, как теперь выяснилось, не уживался.
Он энергично взбирался по паутинным сетям, стараясь не думать о том, что они паутинные. Удивительную выдержку проявлял. Перспектива остаться здесь одному ему как-то не зашла. Пришлось ползти вслед за Збышеком. Под самый конец он его даже обогнал. Если бы не страх и омерзение, он бы сегодня поставил антирекорд по скалолазанию. Усталость физическая и эмоциональная постепенно накатывала все сильнее, но Янош старался удержать их за барьером здравомыслия. Еще немного - и он окажется в лагерном душе, смоет с себя всю эту липкую тягомотину (три раза с мылом) и навсегда забудет о том, что произошло в этот кошмарный день. Сходит к психологу. Почитает книжки.
Когда оба парня достигли потолка, повисла долгая напряженная тишина. Никакого выхода сверху не оказалось. Збышек пытался найти те проблески света, которые они видели значительно раньше, но, судя по всему, все было напрасно. Янош намеренно затих и даже почти не дышал. Он боялся спросить, как там дела и смогут ли они сегодня оказаться на белом свете. Наконец сверху потянуло свежим воздухом, и Тудаш облегченно выдохнул. Осталось немного. Впереди столовая, чистая одежда, постель. Не задавая лишних вопросов, он пополз вслед за спутником, лишь надеясь на то, что он знает, что делает. Ощущение грядущего счастья усилилось. Теперь ему показалось, что все самое страшное позади. Они двигались в паутинной трубе легко и быстро. Впереди он смутно видел свет. Значит, чутье не подводило.
Янош уперся взглядом в это белое пятно. Что за ним скрывалось, ему было неведомо, ведь несколько часов (дней?) назад его очки пропали в траве под деревом, с которого все началось. Уже на подступах к выходу, он вдруг ткнулся лицом в пятки Збыша, который почему-то остановился. Тудаш уже собирался высказать ему все, что накопилось в его черствой душе за это приключение, но парень повернулся к нему и дал знак заткнуться. Янош вскинул брови, но предусмотрительно закрыл форточку. На секунду ему показалось, что рыжий над ним глумится. Мол, вот, понервничай еще напоследок. А знаете ли вы, как получить незабываемые впечатления от простой прогулки?